В свои нежные пять лет, когда мне еще трудно было найти различия между овощем и фруктом, я шокировал маму заявлением, что буду рок-музыкантом.

«Если что-то где-то убавится, то чего-то где-то прибавится». Покупка гитары убавила время, уделяемое мною на учебу, а прибавила шума и беспорядка в моей квартире. Дело в том, что я и еще двое моих друзей-одноклассников решили организовать группу, которая поставила бы на колени весь мир. Мыв своих мечтах уже видели, как существующие в то время музыкальные кумиры закатили прощальные гастроли, поняв, что в музыке им больше делать нечего. Но все оказалось не так просто. Одна из проблем состояла в нехватке музыкальных инструментов. Конечно, Паганини играл на одной струне, но его выступления сопровождал целый симфонический оркестр.

К сожалению, разница между мною и Паганини была не только в фамилии, да и Коля со старой басухой и Сергей с погремушкой не могли заменить оркестр. О покупке ударной установки не могло быть и речи, на это не хватило бы всех наших штанов, вздумай мы их продать (см. предыдущий пост). Но разве могли такие пустяки сломить стремление к славе? К тому же, в нашем репертуаре уже была песня. И пусть она состояла всего из одной фразы: «Взорви школу!», но именно под этими двумя словами подпишутся ученики всех времен, включая самых отъявленных «ботаников».

Запись первой демонстрационной ленты столкнула нас с другой проблемой. Мы находились в том возрасте, когда голоса то начинали «давать петуха», то походили на звук треснувшего клавесина. Нашей команде срочно требовался вокалист. Во все газеты было помещено объявление. За порядок слов не ручаюсь, но смысл был такой: «Супергруппе требуется тенор, покинувший Оксфордскую консерваторию по личным убеждениям».

Мы ждали долго, но, наверное, консерватории по личным убеждениям покидали только скрипачи, и мы по-прежнему продолжали пугать микрофоны своими ржавыми фальцетами. До той поры, пока в моей квартире не раздался звонок и на пороге не появилась Она. Славянские женщины славятся своей красотой. Она была грузинка. Зеленое платье гармонировало с цветом лица, и первым желанием было накормить это дитя XX века. Случайно мой взгляд зацепился за Серегину физиономию. У него был вид, словно нас посетила Афродита. От волнения он сломал свою самую большую погремушку и представился Аполлоном. Так к мировой армии влюбленных прибавился еще один. Дальнейшие наши репетиции проходили под лозунгом: «Лебединая песня - не худшее, что могла придумать мать-природа».

Глава 2
Вечер встречи изменить нельзя
Вместе с Сулико мы записали еще несколько песен «про глаголы, про тире...», в которых нежный голос девушки заглушала какофония, называемая нами музыкой. Мы шумели так сильно, что наша популярность вышла далеко за пределы квартиры, постепенно распространилась на весь район, и о нашей группе узнала директор школы.

Это была строгая дама со взглядом «Если врежу - берегись!» Хотя сказать про нее строгая, это значит, не сказать ничего. Появись она в родильном доме, все эти орущие младенцы вытянулись бы во фрунт и взяли под козырек. Такая непростая женщина. И вот однажды солнечным утром, в перерыве между алгеброй и геометрией, когда наши серые вещества пытались выделить корень из «икса», мы увидели директора школы, направляющуюся к нам походкой красавицы, танцующей на своем первом балу. Голливудская улыбка, играющая на ее губах, была настолько непривычна, что корень выделился мгновенно, причем не только из «икса», но и из «игрека». Отчитав нас за неаккуратные прически, точнее, за отсутствие таковых, она сказала фразу года: «Ребята, приглашаю вашу музыкальную группу на вечер встречи выпускников 19... года». Категоричный тон не допускал каких-либо возражений. На подготовку нам оставалось несколько дней, втечение которых мы принялись разучивать «Интернационал», «Марсельезу» и для полного комплекта - Гимн Советского Союза.

И вот мы на сцене. Да, такого обилия очков, крашеных париков и вставных челюстей мне не доводилось видеть прежде. Когда мы играли, директриса походила на китайского божка. Ее голова качалась из стороны в сторону в такт музыке. Мы откатали марш, как хорошо отлаженный механизм. Дяди и тети, бабушки и дедушки плакали. И просили играть еще и еще. После третьего дубля вся наша команда с криком: «Ударим мозолистым кула¬ком пролетариата по мишуре этикета» грянула нашу родную - «Взорви школу!». Исполнение «Интернационала» не прошло бесследно, и к двум словам текста были присоединены еще несколько: «до основанья, а затем...»

А затем нас больше никогда не приглашали выступать на вечерах. И мы продолжали играть у меня в квартире, пока не увлеклись фотографией... Через год старушка-соседка сошла с ума, и я до сих пор думаю: а нет ли связи между нашим музицированием и этим событием?